С Гришей мы встречались несколько месяцев. Нельзя сказать, что он был из тех мужчин, от которых раз и навсегда сносит крышу, но всё-таки казался мне вполне достойным экземпляром. Типичный офисный клерк, доросший до позиций топ-менеджера, он целые дни проводил в отчётах своей торговой фирмы, а вечера коротал со мной.
Как человек, привыкший иметь дело с цифрами, Гриша любил точность во всем. Чтобы полотенца висели на сушителе ровно друг над другом, причем бежевое над серым, а не наоборот. Чтобы ботинки в прихожей стояли в определенном порядке. И не дай бог взять с его стеллажа какую-то книгу, а потом положить её в другое место. Подрагивая от негодования, он тут же бежал возвращать её обратно.
Естественно, никакой головокружительной страсти с таким человеком быть не могло. Всё строго по расписанию: когда в ресторан, когда на прогулку, а когда в постель. Зато парнем он был основательным и ответственным, и смог привнести хоть какой-то порядок в вечный хаос моей жизни. К тому же, книжные стеллажи стояли в его доме явно не напрасно: Гриша был эрудированным, начитанным и приятным собеседником.
В общем, жили мы мирно и уже практически привыкли к причудам друг друга, как вдруг в Григории проснулось неожиданно сильное чувство — патриотизм. Началось всё с Олимпиады. Её Гриша, в лучшем случае посещавший спортивный зал раз в два месяца, смотрел не отрываясь.
— Это наша победа! — ликовал он, с бутылкой пива созерцая церемонию закрытия.
Каков был его личный вклад, я уточнять не стала.
А дальше случился Крым. Сразу же после объявления итогов референдума, Гриша заключил меня в страстные объятия.
— Поздравляю!
Я на всякий случай изобразила улыбку, преисполненную энтузиазма, но потом осмелилась спросить:
— А с чем?
— Ты не понимаешь, — снисходительно улыбнулся он. — Началось воссоединение русского мира! Мы теперь снова будем круче всех.
Какое отношение Гриша с фамилией, которая заканчивалась на «ко», имел к русскому миру, для меня осталось загадкой. Но он как будто прочитал мои мысли.
— Вообще не было никогда никаких украинцев. Был один великий русский народ! Мы, русские, с широкой душой и православными ценностями еще покажем миру, чего мы стоим.
По поводу Гришиной широкой души я могла бы поспорить. Я не видела человека, более жадного, чем он. Еще когда у него были приступы самоиронии, Гриша цитировал одну из любимых поговорок: «Когда хохол родился, жид удавился». Но постепенно самоирония исчезла напрочь. Каждая копейка была под учетом. Никаких чаевых в кафе. Никаких спонтанных трат. Даже пригласить домой друзей было проблемой — это ж сколько денег на это уйдет! А потому друзей у Гриши просто не было.
Зато у него был телевизор, и в любую свободную минуту он смотрел новости. На волне украинской компании на его машине вскоре появилась странная наклейка: «1941-1945. Можем повторить!». При это сам Григорий за свою жизнь, кажется толком не подрался ни разу. Он был маленького роста, и поэтому сознательно и бессознательно всегда избегал конфликтов. Гриша старался вообще лишний раз не выходить на улицу, перемещаясь по городу исключительно на своём авто. Любой контакт с посторонними — от врачей до продавцов — вызывал у него нечеловеческие мучения. Ну а уж если они при этом еще и криво посмотрели, он просто впадал в транс. Представить такого человека в окопах с пулемётом — это всё равно что увидеть Николая Валуева на сцене Большого театра.
Но Гриша был о себе другого мнения. С каждым новым витком украинского кризиса он становился всё отважнее.
— Взялись за оружие, так стойте до конца! — командовал он ополченцам на юго-востоке Украины, созерцая очередные вечерние новости. — Чего вы ждете, когда Россия введёт войска? Сначала сами покажите, на что вы способны!
— Ну а ты сам-то на многое способен? — уже не выдержала я. — Ты даже в кремле дорогу по пешеходному переходу преодолеваешь!
Тут я поняла, что наше тёплое общение закончилось навсегда. Простить такой выпад, разрушающий его идеальное «я», Гриша просто не мог. Мне было немного жаль его. Этот человек со всеми его комплексами по жизни изначально чувствовал себя настолько уязвлённым, что любой невинный жест мог разбередить эту рану. Ни физической, ни внутренней силы у него не было. А потому ему нужна принадлежность к большой великой стране. Так он сам становился больше и величее. И вся его любовь к родине была любовью по расчёту.
Но к счастью, это уже не моё дело.
Как вам?
Шикарно просто!!Как же мне напомнил этот тип моего знакомого (кстати тоже на «ко»): «Гриша вообще старался лишний раз не выходить на улицу, передвигаясь на своем авто…» — я валяюсь!! «…даже в кремле дорогу по пешеходному переходу переходишь!» — прямо вижу!! «…становился все отважнее..» — боже, как это похоже на таких вот гриш… Хороший портрет, порадовал автор))