- Юрий Быков — типичный представитель отечественного кинематографа так называемой Новой волны. Он, как и режиссеры в роде Звягинцева, Попогребского или Волошина, не учился режиссуре специально, но его фильмы зачастую выглядят лучше, чем дорогущие блокбастеры именитых мастеров.
- Простой парень из Новомичуринска, который по случайности попал на вакантное место во ВГИКЕ, а после 6 лет работал в детских театрах, где играл роли второго плана ( самой яркой для себя он до сих пор считает роль Джека-Воробья), копя деньги на свою первую короткометражку — его путь к режиссуре был довольно тернистым. И тем не менее, его фильмы не только получают отечественные и мировые награды, но и снискали себе народное признание среди киноманов, изголодавшихся по качественному кино. Так в чем же его секрет?
— Юрий, ваши фильмы «Майор», «Жить» и «Дурак» стали открытием для многих зрителей, но почему их не показывают в кино, и найти их легче в Интернете, чем на афише кинотеатра?
— Знаете, в чем сейчас главная проблема российского кино? Это не отсутствие идей, это скептически настроенный продюсер, который вынужден создавать видимость, что он развивает российский кинематограф. Сегодня кино — это производство, а, значит, деньги. А с деньгами на кино люди расстаются очень тяжело, ведь гораздо интереснее потратить их на себя, чем на новую картину.
Продюсер может долго с тобой беседовать в кафе о Бертолуччи, Пазолини, Тарковском, но когда речь заходит о деньгах, он вспоминает, что кому-то придется платить за обед.
Но и это еще не все. Фильм должен выйти в прокат, а если нет денег на рекламу, то максимум, что тебе могут предложить — это какой-нибудь захудалый зальчик, о котором почти никто не знает и, от силы, два вечерних показа. Так у нас было с фильмом «Дурак». [Обладатель приза имени Григория Горина за лучший сценарий, награжден дипломом гильдии киноведов и кинокритиков, награждён призами экуменического и молодёжного жюри на кинофестивале в Локарно — при. ред] Его показали всего в трех залах — в Москве, Санкт-Петербурге и Иркутске. После этого я окончательно решил, что буду заниматься продюсированием своих картин исключительно сам.
— Хорошо, так кино сейчас — это все-таки творчество или бизнес?
— Авторское кино — это альтруизм режиссера и его сделка со своей творческой совестью. Если захочешь сделать фильм таким, как ты его видишь, готовься тратить на него свои собственные деньги. С продюсерами другая история. Они очень любят сокращать бюджет и объяснять тебе, что нужно для твоего сценария, а что нет. Но если бы буквы диктовали Толстому, как и куда их нужно вписать — это был бы дурдом. Так и с кино.
— Как вы считаете, есть ли возможность у режиссеров избежать этой продюсерской кабалы?
— Сегодня единственный человек, который может снимать кино так, как он хочет, это Звягинцев. Но надо отдать ему должное, он заслужил это право. Он никогда не занимался сериалами и четко знает, для кого он снимает кино — для фестивалей, для людей с академическим образованием, которые смогут оценить его символизм и аллегории. Собственно, поэтому он может снимать фильм про двух пьющих мужиков, который будет стоить 6 миллионов долларов. Для сравнения, я собираюсь снимать фильм о выходе Леонова в космос, который будет стоит восемь миллионов.
Проблема молодых режиссеров в том, у них нет так называемого ресурса влияния, который есть у Звягинцева, Лунгина или Михалкова. Этот ресурс помогает в нужной ситуации пригрозить продюсеру общественным скандалом. И это единственная возможность для режиссера диктовать свои условия.
— «Дурака» часто сравнивают с «Левиафаном». Как вы относитесь к такому сравнению?
— Вообще, никак не отношусь. Для меня кино — это всегда повествование. Это как сесть с друзьями у костра и начать травить байки. Ну не могу я рассказывать историю из жизни длинными, тягучими предложениями с паузами в роде «Он… [пауза]… пошел…[пауза]…открыть…[пауза]…дверь». Всем же хочется побыстрее услышать продолжение: зачем он пошел? Почему именно дверь? Звягинцев занимается высокохудожественной драматургией. Он памятник киноэпохе, но, как известно, мы сами создаем себе кумиров. Вообще при разговоре о «Левиафане» я сразу вспоминаю Чехова, который прочитал Достоевского и на вопрос, понравилось ли ему или нет, ответил «Длинно и нескромно».
— Ваши фильмы выглядят так остро, что невольно задаешься вопросом — а почему вы решили снять именно на эту социальную тему, а не на какую бы то ни было еще?
— Я думаю, что кино не делается по принципу возможности, оно делается по принципу неизбежности. Мне интересно рассказывать о проблемах современности, о том, что происходит здесь и сейчас. К примеру, когда одни думают о том, что будут есть завтра, а другие в это время мучаются, какую бы юбку завтра надеть. Это такая консервация времени, чтобы через десять лет взят такой фильм, пересмотреть и понять, что двигало нами тогда, о чем мы думали, к чему стремились. Я не ориентируюсь на сиюминутную отдачу киносообщества (что западного, что отечественного), я создают документ времени. По сути, мое творчество, это история моей жизни плюс чуть-чуть истории государства. На пример, Рязанскую ГЭС, где работает мой отец, скоро закроют. Сотни человек останутся без работы. Об этом я собираюсь снять фильм. О бунте работяг против власти. Кино должно вызывать общественную дискуссию, оно должно пригодиться своему времени.
— Вы говорите, что ваше кино о проблемах, которые интересны сейчас. А как же, на пример, современные фильмы о Великой отечественной войне? Разве они не поднимают вечные вопросы и неинтересны сегодня?
— Знаете, я с уважением отношусь в Великой отечественной войне, но, мне кажется, про нее уже наснято столько, сколько она даже не шла.
— А проблема Украины? У вас не возникало интереса снять фильм об событиях там?
— Да, интерес есть. Есть даже рабочее название — «Волонтеры». Через несколько месяцев планируем начать съемки. Если честно, я вижу, что там происходит сейчас, и меня это бесит. Я не понимаю, что должно заставлять людей убивать друг друга.
— Скажите, а почему на телевидении практически не показывают умного, глубокого кино?
— Телеканалы придерживаются негласного соглашения, по которому ни одна социальная драма в эфир не пойдет. Именно поэтому закрыли «Закрытый показ». Пока еще есть площадка на ТНТ, но это же оксюморон. Это все равно, что привезти тело Чехова на похороны в вагоне из-под устриц. По сути, ТВ-продюсеры — это сообщество людей, которые играют по правилам, которые даже не они придумали.
— А как же Гай-Германика с ее «Школой», которую показали аж на Первом канале?
— Германика — это вообще отдельный разговор. Если не считать того, что «Школа» — это изначально проект Константина Эрнста. Если не ошибаюсь, главы каналов как-то встречались с президентом, обсуждали качество современных отечественных фильмов, а когда зашла речь о Германике и поднялась волна критики, Путин лично сказал о ней «Попрошу художника не трогать». Именно поэтому Германике сейчас позволено больше, чем остальным.
— Как вы считаете, заменят ли сериалы классический полный метр в кино?
— Я не считаю сериал отдельным каноничным киновысказыванием. Как говорил один мой знакомый продюсер, если человек снимает сериал — он снимает подложку для рекламы. Без сомнения, есть дорогостоящие и интересные проекты, но их единицы. «Жизнь и судьба», «Ликвидация»… Но, заметьте, у них один режиссер [Сергей Урсуляк — прим. ред.]. Это штучный товар. Так сказать, визитная карточка канала.
— Но сериал «Метод» вы все-таки сняли. Скажите, а почему выбрали для съемок Нижний Новгород и каково ваше впечатление от города?
— Я получил колоссальное удовольствие от города, в котором, я надеюсь, кинопроизводство будет развиваться и дальше. В силу того, что мы полностью и надолго потеряли Украину как съемочную площадку, можно ожидать того, что в таких городах, как Нижний Новгород, Краснодар, Ростов-на Дону съемки будут проходить все чаще. Однажды я приехал на Большую Покровскую, мы с Костей Хабенским репетируем, он выходит на площадку… Стоят две девочки. И между ними разговор. Я подхожу, слушаю сзади:
«- А кто снимается-то?
— Костя Хабенский.
— А снимает кто?
— Цекало!»
После этого я понял, что для того, чтобы стать знаменитым режиссером, надо быть, как Костя Хабенский.
Как вам?